Наверное, я все-таки человек городской, хотя и родился не в Москве, а на Кольском полуострове, в Мурманске. Портовый город – это всегда пограничное состояние и выбор, ощущение свободы и широты открытого мира. Приходящие и уходящие корабли разных стран – наглядное тому подтверждение. Мир велик, незамерзающий зимой порт, стоящие на рейде и у причала сухогрузы, торгаши, рыбаки, снующие туда-сюда буксиры, высота портальных кранов, все это усыпано бриллиантами огней, сияющих в полярной ночи, приправлено полярным сиянием. Девяносто процентов населения связано с морем. Все разговоры взрослых крутятся вокруг моря. Самый крупный ВУЗ Мурманска – Высшее мореходное училище. Отец мой – декан судомеханического факультета, человек кастовый, элита приморского города…

Первый раз отец вытащил меня в сопки, когда мне было семь лет, научил меня разводить костер при любой погоде, ходить по болотам, ловить рыбу и просто жить в тайге подолгу у костра и без палатки.

Бабушка моя, Нина Петровна, человеком была удивительным, что я, к сожалению, понял уже будучи взрослым. Ровесница века прошлого, родилась она в 1901 году в Перми в семье главного инженера пермского оружейного завода (кстати, об ужасах царского режима: прадедушка мой начинал свой путь к руководящей работе с должности мальчика на посылках и на этом же заводе со временем получил диплом инженера-практика и должность главного инженера). Бабушка успела закончить только гимназию, началась революция, однако замуж за деда моего Иконникова, офицера Генштаба Российской Армии, выскочила лет в семнадцать. Амбиции у нее были вполне себе грандиозные, в приличиях и этикете толк она знала…Талант у нее был редкий – «строить» людей. «Барышням нашего круга нужно приличия знать…» Под этим девизом я получал уроки хорошего тона от бабушки по полной программе. Не трудно понять, что больше всего я хотел избавиться от этой опеки. Тем более что все приличные мальчики и девочки, которые назначались мне в друзья, были скучны невероятно, и аккуратные игры в лото и шашки не имели ничего общего с реальной жизнью.

Жизнь начиналась во дворе. Сначала в Мурманске. Это был особый двор с особыми детьми. Детки нашего двора – это в основном сыновья матросов, шкиперов, прачек, бичей со всеми отсюда вытекающими последствиями. Нравы абсолютно портовые. О существовании ненормативной лексики я узнал сравнительно поздно, лет этак в семь. Это обстоятельство сильно портило мою репутацию во дворе. К тому времени самым грязным ругательством, которое я мог без запинки произнести, была «жопа». Присутствие на моем лице очков, врожденного добродушия и доверчивости только добавляло сарказма к той патологической злобе, которой большинство из них было наделено от природы. Ситуация «свой–чужой» была налицо и на лице, чаще на моем. Правда, за год, наверное, мне удалось доказать своим однокашникам, что очки – не самый большой недостаток в человеке, тем более, что я научился быстро снимать их перед дракой. И отношения стали налаживаться…

Лет в десять у меня появился классный приятель. Женька Панфилов жил в коммуналке. Отец его вечно был в морях. Кто мать – не знаю, но помню, что у них всегда была стирка, в комнату к ним я не заходил никогда, да и Женька только ночевал там, уроки он делал на общей кухне среди пара, который валил от баков, развешенного на веревках белья и полуголых вечно орущих баб. Женька был настоящий хулиган. Улично абсолютно образован, в рукаве носил финский нож одного из своих братьев, ругался, наверное, получше, чем его вечно отсутствующий папа, был здоров, весел, всегда готов ко всякой шкоде. При этом он был неисправимый романтик. Отличник по всем предметам, обладал каллиграфическим почерком, книжек прочитал к тому времени больше, чем наша классная руководительница. Любимыми писателями его были Майн Рид, Фенимор Купер, Стивенсон. Жизнь моя дворовая наладилась… Но, к несчастью, папу моего перевели в Москву и началось опять за рыбу – деньги… Но где бы ни проходили мои молодые годы, дворовая жизнь была сильно интереснее, чем, так сказать, официальная.

Много лет мои родители ездили отдыхать в Прибалтику, меня же с бабушкой и многочисленной свитой родственников отправляли туда на все лето. Для этого был куплен двухэтажный дом. Там с нехорошими местными ребятами придумывали мы такие удивительные игры, до которых взрослые люди додумались только сегодня. Еще Толкиена не было и в помине, но уже вышел фильм «Крестоносцы», тут же была найдена книга, которую зачитали до дыр. Конструировались доспехи из кровельного железа, шлемы из оцинкованных ведер, к немецким каскам прилаживались забрала из жести, делались самострелы и гнулись луки. Устраивались рыцарские турниры, объявлялись войны…

Двор. Вот где начиналась настоящая жизнь с приключениями, с мнимыми и настоящими опасностями, с первой любовью, первыми друзьями и первыми врагами.

Я учился в четырех школах. Две школы я сменил в Мурманске и две в Москве. Обе московские я вспоминаю с содроганием. В школу на Малом Харитоньевском переулке я попал в двенадцатилетнем возрасте. В ней еще мой папа учился и некоторые учителя его помнили…какой положительный… Почему-то ответственность за это возложили на меня.

Когда я появился, меня тоже «прописывали», но я был крупный и с опытом дворовой жизни в портовом городе. На переменах чинно гуляющие пары под присмотром учителей, пионерские собрания, сбор макулатуры, стенгазета про героя гражданской войны Валю Котика, а на улице поджидали ПТУшники в надежде вытрясти из нас гривенник, другой. Вообще, то время странноватое было.

«Город. Вход со двора» и «Жизнь на девятом этаже» – это, наверное, то, что будет меня интересовать всю жизнь. Еще Джек Лондон писал: чтобы понять, каков на самом деле город, в котором вы никогда не жили, вам надо обойти все его кабаки и посидеть в его тюрьме. Тогда у вас сложится вполне объективное представление о том, куда вы попали. Любой город имеет несколько лиц. Обязательно парадное. Оно есть у всех. Это так же, как вы встречаете гостей: квартира прибрана, в холодильнике икра и семга, в духовке – ростбиф, в большой комнате – стол, одетый в белую скатерть, сами вы радушны и благожелательны. Но ведь это не каждый день.

Чтобы понять, как на самом деле живут хозяева дома, вам надо выйти на задний двор, заглянуть в мастерскую, пройти на кухню, только тогда вы узнаете, чем они дышат, чистоплотны они или неряшливы, культура их внешняя или это принцип их жизни, что их интересует на самом деле, а не то, что они хотят вам показать.

Вещи и пространство зачастую тоже скрывают свое истинное лицо. Докопаться до него не всегда бывает просто. Вещи новые чаще всего не интересны, за очень редким исключением. Они как непрожитая жизнь. Интересна же по-настоящему только судьба.